Километров за пять до Киселенки Сергей Малыхин, водитель санкт-петербургской компании «ТранКо», включает рацию погромче.
— Копченую рыбу кому? — наперебой предлагают местные терпуга, судака или скумбрию.
Обычно словоохотливые, на подъезде к этим местам дальнобойщики молчат.
— Может, сало? — работает придорожный коробейник. — Сам коптил. На дровах.
— Порожняк не в жилу гонишь, — рация вдруг раздражается хрипами и фонит от возмущения голосом водителя Георгия Цыпленкова из Ярославля. — Знаешь же, что от вас, гнид, гроша ломаного не возьмем.
— Сам гнилым базаром переплетаешься, — сражает небанальной эрудицией коробейник. И переходит на тот великий и могучий, что непечатный.
— Я потому громкость и прибавил, — смеется моему изумлению Малыхин, — чтобы ты слышал. Мы же после снежного заноса прошлого года Большой Киселенке бойкот объявили. В их кафе не заезжаем, автомагазины в грош не ставим, обе стоянки объезжаем. Если кто из своих забыл или не знает, предупреждаем по рации. А местные — то матерятся, то ищут подходы.
Люто-дорого
Это уже второй бойкот. Первый случился в 2007-м на пике популярности «Big Киселенки» — так ее именуют питерские дальнобойщики. Тогда доходная деревня едва ли не первой в стране ввела в придорожных кафе обслуживание официантами, а по ассортименту автозапчастей начала конкурировать со столичными магазинами. Паломничество водителей было таким, что не хватало мест для парковки, но все испортило воровство на стоянках и слив среди бела дня топлива у дальнобойщиков. Протестуя, машины пошли мимо. Потом случился снежный затор 2012-го.
— Я этим Киселям, — водитель из Петербурга Виктор Ерохин, услышав по рации наш разговор, виртуально присоединяется к нему, — долго буду помнить стоянку за пятьсот рублей в сутки и быстрорастворимые харчи за триста. Как с цепи сорвались. Думал, сдохну от голода и холода.
— Топливо кто продает? — как ни в чем не бывало вклинивается в рацию местный.
— Знаешь, куда надавить? — снова гремит возмущением Георгий Цыпленков. — Мужики, не давайте ему соляру!
Это высший пилотаж протестной и корпоративной солидарности дальнобойщиков: за рейс на продаже сливаемого топлива они могут заработать от 2 до 6 тысяч рублей — это почти себестоимость рейса. Но только не в Киселенке.
Пусто-дешево
Спешиваюсь возле кафе, которое так и называется — «Просто кафе». Народу никого.
— Дождь, — виновато объясняет официантка Галина Дороднова. Про бойкот она отказывается говорить наотрез. Твердит, что не было, и отправляет к соседям в «Хорошую кухню». — Вот там баловались с ценами, — торопливо и с облегчением выпроваживает женщина.
— У нас цены всегда чуть выше, — встречает меня энергичная дама, администратор «Хорошей кухни», но назвать свое имя отказывается. — Опять на Киселенку пальцем показывать будете?
— Снова все повторяется, — с тревогой говорит Александр Мельничук, соучредитель фирмы «Транс-сервис», которая заправляет всей Киселенкой. — Как в 2007-м: охрана офигевшая ходит, кафе вроде и не пустуют, но людей мало. На трассе рация грузит народ байками о сворованных запасках, окорочках и черт знает о чем еще.
Мельничук показывает записи видеокамер, покрывающих всю территорию стоянки. Все показания, когда пошли слухи о воровстве, Мельничук передавал в Торжокский ГРОВД Тверской области. Там «РР» подтвердили, что «ни одного эпизода неправомерного проникновения в фуры в 2012–2013 годах зафиксировано не было».
— Как не было? — возмущается Наиль Хамитов из Казани. — У меня лично в Киселях два года назад дернули ноутбук и рацию. Есть заявление в ГРОВД Торжка. Мне там сказали, что, мол, сам виноват — стоял на обочине напротив кафе по ходу в Питер. А куда мне было вставать, если стоянка забита?
Придорожная закулиса
Нынешний бойкот можно назвать стихийным. Он возник даже вопреки воле профсоюзных лидеров.
— Я не раз останавливался в Киселях, — говорит Валерий Войтко, глава межрегионального профсоюза «Дальнобойщик». — Площадка, кухня, охрана — ну, нормально все... Вот неужели никому в голову не пришло: а на хрена мужикам, которые вбухали в выкуп земли и обустройство территории кучу денег, своими руками рушить бизнес?
Не так давно Войтко провел эксперимент. Припарковался в Большой Киселенке — ни встречных, ни попутных машин не увидел, но из радиоэфира услышал обвинения в предательстве. Ему доходчиво объяснили, что тут сливают топливо, «вчера сняли две запаски у питерских» и разбили стекла у транзитных сибиряков. Но когда он сказал, что представляет профсоюз «Дальнобойщик», и попросил телефоны пострадавших и их номера машин, его забанили.
— На меня начали орать, что я не я, а начальник местной охраны и сижу тут, дурю водил, — смеется Войтко. — Но я-то их разговоры писал. Передал расшифровку в полицию — если эти инциденты действительно имели место, пусть разбираются. Утверждать ничего не хочу, но пока складывается впечатление, что эфир засоряют намеренно.
Профбосс «Дальнобойщика» выдвигает версию, что праведным шоферским гневом кто-то умело манипулирует. По его мнению, в Киселенке отрабатываются новые рейдерские технологии. План такой: залезть в радиоэфир, подкинуть дальнобойщикам нужные мысли и настроения, добиться бойкота, а потом сделать хозяевам «доходной деревни» предложение, от которого трудно отказаться.
Любовь вне политики
С шофером Сергеем Малыхиным мы оставляем промываемую дождем Киселенку. Он снова включает рацию.
— Мужики, где девочки стоят? — подключаются к эфиру новые голоса.
Выясняется, что бойкот киселенских товаров и услуг никак не сказался на отношении дальнобойщиков к местной секс-индустрии.
— А мою лысую не видели? — прорывается сквозь тьму советов и рекомендаций какой-то завсегдатай-ловелас.
Рация надрывается от гогота. Кто что говорит, уже не разобрать. Малыхин переводит:
— Есть тут у нас плечевая… Нравилась мужикам. За смену при ставках в пятьсот — тысячу рублей могла заработать до трех тысяч. В деревнях, где высокая зарплата — это тысяч восемь, доходам этой девочки сильно завидовали. В общем, добрые люди ее мужу-безработному стукнули. Он ее избил и постриг налысо. Уж полгода как. Вот чуваки и спорят: отросли или не отросли волосы?
Мы отключаем рацию. Приходим к согласию, что дальнобойщики не только перевозят грузы, но и отдуваются за все прегрешения обеспеченного населения России перед необеспеченным. Именно здесь, по обочине, проходит граница социального расслоения страны. И, как любых пограничников, местное население не считает зазорным обмануть их при первой же возможности.